2.3. Прочитайте фрагмент текста из работы «Философия Древнего мира» А.Н.Чанышева, выделите ключевые понятия, объясните концепции происхождения философии, систематизированные А.Н.Чанышевым и определите суть концепции автора. В чем её специфика? Какую из предложенных концепций вы считаете наиболее вероятной?

Парафилософия и ее структура. Философия существовала и существует не в духовном вакууме, а в контексте всех форм духовности и на основе всех форм материальности. Назовем этот контекст парафилософией. В парафилософии различимы две части: мировоззренческая и научная. Одна часть окружающей философию духовности создана в основном воображением (анатомически этому соответствует правое полушарие головного мозга). Мы подчеркиваем, что в основном, потому что и в искусстве в той или иной мере присутствуют моменты рациональности.

А другая часть - в основном рассудком (анатомически этому соответствует левое полушарие головного мозга).

Поэтому в нашей схеме справа от философии расположатся искусство, мифология и религия, или, если взять эти формы духовности в их мировоззренческой сути, художественно-мифолого-религиозный мировоззренческий комплекс, а слева - науки. Между философией и названными формами духовности есть как бы пограничная зона, в которой справа, со стороны философии находятся философия искусства, философия мифологии и философия религии, то есть понимание и истолкование искусства, мифологии и религии с позиций философии, а со стороны религии - теоретическая теология, то есть система защиты религии от философского свободомыслия якобы средствами самой философии: рассуждениями и обоснованиями, однако при сохранении и ради сохранения религиозной догматики, которую следует принимать на веру.

Слева же в пограничной зоне расположатся со стороны философии философия науки, а со стороны наук - самодеятельные философствования ученых-специалистов. В числе же наук мы найдем там искусствоведение, мифологоведение, религиоведение, науковедение и даже философоведение. Философия и философоведение не одно и то же. Философами, как и поэтами, рождаются, а философоведами становятся.

Эти две части парафилософии антагонистичны друг другу.

Науки поддерживают философию как мировоззрение второго уровня. И как только философия утрачивает связь с науками, она скатывается на первый уровень, фактически переставая быть философией, т. е. системно-рационализированным мировоззрением.

Однако роль науки, ее влияние на философию не только благоприятны. Полная победа науки над мировоззренческой парафилософией лишает философию ее мировоззренческого характера. Философия сводится к методологии науки, становится своего рода служанкой науки.

Мировоззренческая парафилософия поддерживает в философии ее мировоззренческий статус, питает философию соками жизни, прежде всего социальной. Но она же влечет философию со второго уровня на первый, лишает ее системности и рационализированности, превращает в лучшем случае в философский иррационализм, а в худшем вообще растворяет в искусстве, мифологии, религии.

В обоих случаях философия становится однобокой, искривленной в ту или иную сторону.

В объективной истории философии немало примеров такой односторонней, хотя по-своему весьма интересной и впечатляющей философии. Но объективная история философии дает нам примеры цельной и гармоничной философии - такой философии, в которой системнорационализированная форма и мировоззренческое содержание находятся в состоянии равновесия и соразмерности.

Теперь уместно поставить вопрос, что из духовного окружения философии существовало до философии и какую роль оно сыграло при ее возникновении.

Из чего возникла философия

На этот счет существуют две крайние концепции и три средние. Согласно первой крайней концепции, философия ни из чего не возникала. Она настолько качественно отлична от предшествующих ей форм духовной культуры, что применительно к ней сам вопрос «из чего?» бессмыслен. Философия, таким образом, возникла как бы из ничего. Вторая, противоположная, концепция говорит, что философия была всегда, когда был «человек разумный».

Обе эти крайние концепции, на наш взгляд, неверны. Не случайно у философоведов преобладают средние концепции. Философия была не всегда. Она возникла. Было время, когда философии не было, но было нечто аналогичное ей, так что она возникла не из ничего, а из «нечто».

Но это «нечто» разные философоведы понимают по-разному. И здесь тоже есть свои уже умеренные крайности. Одни утверждают, что философия возникла из мифологии и только из мифологии или даже религии, другие же думают, что философия возникла из знания и только из знания, из начатков наук. Между этими двумя умеренными крайностями помещаются те концепции генезиса философии, которые говорят о двух началах философии: мифологическом и научном.

Но и здесь есть свое разномыслие. Одни принципиально разделяют философию на философский идеализм и философский материализм настолько, что у них и сам генезис философии раздваивается: философия возникла не как таковая, а отдельно как материализм и идеализм. Философский идеализм был продолжением линии веры. Философский материализм был продолжением линии знания. Первую концепцию из числа умеренных мы называем мифогенной. Вторую из числа умеренных - гносеогенной. Третью - дуалистической гносеогенно-мифо-генной концепцией генезиса философии.

Наше понимание. Всем этим концепциям генезиса философии мы противопоставляем свою монистическую гносеогенно-мифогенную концепцию генезиса философии.

В основном почти все согласны с тем, что философии предшествовали искусство, мифология, религия. Также существовала и совокупность норм поведения как разумных, так и неразумных, то есть стихийная нравственность. Но поскольку сама по себе нравственность замкнута на отношениях между людьми, то есть не является мировоззрением, то выше мы исключили ее из рассмотрения видов мировоззрения, поскольку мировоззрения нет там, где нет основного вопроса мировоззрения - вопроса о взаимоотношении человека (людей) и мироздания. Однако нравственность может выводиться из того или иного решения основного вопроса мировоззрения. Тогда она приобретает мировоззренческий аспект.

Проблема профилософской науки. Что касается науки, то многие отрицают возможность существования науки до философии, профилософской науки. Согласно мнению одних, наука возникла вместе с философией, согласно другим - после философии, но все же в древности, согласно мнению третьих - уже только в Новое время, так что у них получается, что Архимед и Евклид не ученые, не представители античной науки.

Те же, кто допускает существование науки в древности, иногда сводят науку к философии, ограничиваясь анализом мнений философов о науке, игнорируя саму эту науку.

Мы не будем вдаваться в сложный вопрос о том, что следует понимать под наукой. Не будем спорить о словах. Чтобы не увязнуть в спорах, ограничимся тем, что поставим вопрос - существовал и действовал ли до философии рассудок, ум, интеллект, индийский манас, греческий логос? Тем, кто в этом сомневается, мы предложим элементарную задачку из древнеегипетского математического папируса II тысячелетия до н.э. на разделение семи хлебов на восемь равных частей при минимальном числе разрезов. И мы утверждаем, что никакие мифы не помогут решить эту и аналогичные ей простейшие математические задачи. Ибо для этого требуется сообразительность.

И все жизнеобеспечение - плод сообразительности. Вся техническая мудрость, все то искусственное, все то, что создано человеком, все «технэтос» - результат деятельности соображения.

Рождение человека. Оставив в стороне проблему анатомического формирования человека, остановимся лишь на проблеме выделения человека из природы, из животного мира. И здесь необходимо одно уточнение. На наш взгляд, сугубо человеческое - не столько изменение человеком среды его обитания, сколько достраивание им самого себя ради этого изменения. Бобры подгрызают деревья своими естественными зубами. Человек же вооружается созданными им же искусственными орудиями труда и войны.

Дуализм первобытного сознания. Часто говорят о синкретизме, то есть о нерасчлененности первобытного сознания вообще. Это глубокая ошибка. Если и была нерасчлененность, то внутри художественномифолого-религиозного мировоззренческого комплекса (ХМРМК). Но в целом же нерасчлененность первобытного сознания кажущаяся. Мы утверждаем, что первобытное сознание дуалистично: в нем издавна существовал глубокий раскол между реальными знаниями - плодом деятельности практического рассудка (соображения) и ХМРМК - плодом мировоззренческого воображения.

Происхождение мировоззрения. Генезису философии предшествовал генезис мифологического мировоззрения. Причина этого генезиса для нас понятна; начав достраивать себя и через эту достройку изменять окружающую среду, человек начал выделяться из природы, что и было, если изъясняться теологическим языком, подлинным «первородным грехом» человека, его самоизгнанием из «безвещного» рая животного самодостаточного существования в ад «вещизма» и «лишнедействия» (животные лишнего не делают, отчего они скорее «sapiens», чем человек), в ад изничтожения природы и самопротезирования вплоть до своей роботизации. Так или иначе, когда человек стал достраивать себя и выделяться из животного мира, в мироздании зародилось новое отношение - практический раскол между ОНО (мирозданием) и МЫ (людьми). Этот практический раскол имел свой духовный аспект в виде стихийно зародившегося основного вопроса мировоззрения, вопроса о взаимоотношении ОНО и МЫ. На этот вопрос человек мог ответить тогда только в меру своих слабых возможностей.

Выделяясь из природы, человек компенсировал это выделение, этот уход из животного рая тем, что в своем воображении очеловечивал природу, т. е. антропоморфизировал и социоморфизировал ее. Антропоморфизм - наделение явлений природы и общественных явлений качествами и даже внешним обликом человека (чему предшествует зооморфизм). Антропоморфизм может быть полным и явным и неполным, неявным. Но такое качество человека, как сознательная целенаправленность, непременно.

«Происхождение» сверхъестественного мира. Поскольку безразличному к нам мирозданию глубоко чуждо все человеческое, перенос (метафора) на нее черт человека и родового общества неизбежно породил в сознании человека сверхприродный, сверхъестественный мир мифологического псевдобытия. В мифологиях всех народов существовали разнообразные мировоззренческие мифы о происхождении мироздания и человека, т. е. космогонические и антропогонические мифы.

Реальное знание. Никакие мифы не могут заменить реального знания, без которого никакое племя, никакой народ не выжил бы. Реальные знания часто существовали в оболочке мифов, магических действий и заклинаний. Например, посевная всегда сопровождалась магическими действиями. Конечно, эти действия не подменяли реальные.

Знания, конечно, могут обслуживать религию. Хронология вычисляет даты религиозных праздников. Математика помогает строить храмы, перестраивать алтари (например, в Индии изменение геометрической формы алтаря было возможно лишь при условии сохранения его площади). Оттого, что одна из довольно сложных математических задач называлась в Древнем Египте задачей бога Ра, она не превращалась в частицу мифологии. Некоторые числа отождествлялись со сверхъестественными существами. Хорошо известно апокалиптическое число 666.

Магия и религия. Мы говорили, что мифологическая часть религии, по существу, ничем не отличается от чистой мифологии. Разница функциональная: мифологическое мировоззрение религиозно, когда оно обслуживает религиозный культ. Однако этот культ может приобрести самостоятельную силу, независимую от воли богов. Тогда религиозный ритуал превращается в магический.

Ведь в религии результат религиозного действия (обычно это жертвоприношение) и просьба (молитва) опосредован свободной волей того или иного бога, который может как принять, так и не принять жертву, тогда как в магии заклинание и деяние принудительны.

Магия и наука. На первый взгляд магия подобна науке. В самом деле, магия предполагает наличие в мире необходимых связей, причинно-следственных отношений. Магия имеет свою технику. Шаман пользуется специальными приспособлениями. Однако подобие магии науке мнимо. Магия исходит из представления, что имитация процесса и сам искомый процесс связаны, так что, имитируя процесс, можно вызвать сам этот процесс (например, разбрызгивание воды может вызвать дождь), что, далее, воздействие на отторженную часть предмета может воздействовать на предмет (сжигая отрезанные волосы, причинить вред бывшему их хозяину), воздействуя на изображение человека, причинить вред самому человеку (поэтому не следует фотографироваться, дарить свои фотографии, а тем более допускать печатание своих фотографий в газетах и журналах). Мы говорим здесь о черной (вредоносной) магии. Но есть и белая (благотворная) магия, в том числе лечебная, которой сейчас пытаются дополнить, а то и заменить научную медицину.

Профилософия. Итак, художественно-мифолого-религиозный мировоззренческий комплекс, с одной стороны, и реальные знания и умения, с другой, и составили профилософию. В самом широком смысле слова профилософия - совокупность развитой мифологии (плод воображения) и зачатков, необходимых для жизнеобеспечения знаний (плод деятельности рассудка).

Такая профилософия - в своей сущности дофилософская парафилософия - парафилософия без философии. Конечно, о парафилософии можно говорить лишь тогда, когда образовалась философия. Тогда философия - ядро. А парафилософия - скорлупа. Тогда философия - Солнце. А парафилософия - солнечная корона.

Но если ядра нет, то парафилософия - лишь туманность, в которой еще предстоит зародиться звезде.

В более узком смысле слова профилософия - то, что и в мифологии, и в начатках наук непосредственно послужило генезису философии. В мифологии это стихийная постановка мировоззренческих, больших вопросов. По меньшей мере, установка на большие вопросы. В начатках наук - это не столько сами знания, сколько развитие мышления, самого научного духа и научного метода, интеллект.

Далее в комплексе профилософии начинается взаимодействие ее мировоззренческой и протонаучной частей. Плод этого взаимодействия - переходные формы между мифологией и философией. Так что в еще более узком смысле слова профилософия - именно эти переходные формы между мифологическим и философским мировоззрением.

В самом же узком смысле слова профилософия - противоречие между основанным на эмоциональном и нерациональном воображении мировоззрением и начатками научного трезвого мышления, между фантазирующим мифотворчеством и зарождающимся научным методом и критическим мышлением. Таковы духовные предпосылки философии.

Чанышев А.Н. Философия Древнего мира: Учеб. для вузов / А.Н. Чанышев. – М.: Высш. шк., 2001. – С. 3 – 33.

Размышляя над проблемой генезиса философии А.Н. Чанышев отмечает, что «философия существовала и существует не в духовном вакууме, а в контексте всех форм духовности и на основе всех форм материальности». Этот контекст он называет «парафилософией». (Чанышев А.Н. Философия Древнего мира: Учеб. для вузов / А.Н. Чанышев. – М.: Высш. шк., 2001. – с. 13-14). Другие авторы И.Н. Романов и А.Н. Костяев считают парафилософией такие явления как астрология, алхимия, хиромантия, физиогномистика, нумерология, френология. (Романов И.Н., Костяев А.Н. Философия. М.: 2003 с. 45)

Вопросы:

а) Можно ли духовное окружение философии свести только к указанным И.Н. Романовым и А.Н. Костяевым явлениям?

б) В силу каких причин парафилософия чувствует себя комфортно в современном мире?

в) Из чего, по А.Н. Чанышеву, складывается контекст всех форм духовности?

г) Что из духовного окружения философии существовало до философии, и какую роль сыграло при ее возникновении?

2.4. Прочитайте предложенный фрагмент и ответьте на вопрос: могла ли быть философия в первобытном обществе?

«Культура, или цивилизация, в широком этнографическом смысле слагается в своем целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества. Явления культуры у различных человеческих обществ, поскольку могут быть исследованы лежащие в их основе общие начала, представляют предмет, удобный для изучения законов человеческой мысли и деятельности. С одной стороны, однообразие, так широко проявляющееся в цивилизации, в значительной мере может быть приписано однообразному действию однообразных причин. С другой стороны, различные ступени культуры могут считаться стадиями постепенного развития, из которых каждая является продуктом прошлого и в свою очередь играет известную роль в формировании будущего».

Тайлор Э. Первобытная культура // Антология культуроведческой мысли / Авт.-сост. Мамонтов С.П., Мамонтов А. С. М., 1996. С. 122.

2.5 Используя нижеприведенную таблицу «Проблема «ВостокЗапад» в контексте философии», сравните специфические особенности Восточной и Западной традиции философствования и приведите историко-философский материал, подтверждающий существование этих различий.

Проблема «Восток – Запад» в контексте философии

2.6  Дайте подробное объяснение таким характеристикам протофилософии как ассоциативность, гилозоизм, антропоморфизм, аниматизм, социоморфизм.

2.7 А.Н. Арсеньев в работе «Философские основания личности» рассказывает о необычном ритуале одного из племен, которое каждый день красило свои зубы в черный цвет. На вопрос миссионеров, зачем они это делают, отвечали: «Это у зверей белые зубы. А мы же люди…»

Можно ли считать данный ритуал элементом профилософии?

2.8 Пользуясь хрестоматией «Мир философии. Книга для чтения» ч.1, с.130-176, определите участников полемики по вопросу о месте зарождения философии. С аргументами каких мыслителей вы согласны и почему?

2.9 На основе вышеизложенного материала, определите свою позицию относительно концепции происхождения философии.

2.10 Прочитайте «Миф о пещере» Платона и выявите онтологические, гносеологические, аксиологические и праксиологические проблемы, обсуждаемые Сократом и Главконом.

Сократ обращается к Главкону:

-    Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю её длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

- Это я себе представляю,сказал Главкон.

- Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

- Странный ты рисуешь образ и странных узников!

- Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

- Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

- А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?

- То есть?

- Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

- Непременно так.

- Далее. Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени?

- Клянусь Зевсом, я этого не думаю.

- Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов.

- Это совершенно неизбежно.

- Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.

- Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную проходящую перед ним вещь и заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?

- Конечно, он так подумает.

- А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза и не отвернется он поспешно к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?

- Да, это так.

- Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят.

- Да, так сразу он этого бы не смог.

- Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.

- Несомненно.

- И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других ему чуждых средах.

- Конечно, ему это станет доступно.

- И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве, и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере.

- Ясно, что он придет к такому выводу после тех наблюдений.

- Так как же? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?

- И даже очень.

- А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен? Или он испытывал бы то, о чем говорит Гомер, то есть сильнейшим образом желал бы …как поденщик, работая в поле,

Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный и скорее терпеть что угодно, только бы не разделять представлений узников и не жить так, как они?

- Я-то думаю, он предпочтет вытерпеть все что угодно, чем жить так.

- Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?

- Конечно.

- А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут а на это потребовалось бы немалое время,разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?

- Непременно убили бы.

- Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине,это подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль коль скоро ты стремишься ее узнать,а уж богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага это предел, и она с трудом различима, но стоит только се там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни.

- Я согласен с тобой, насколько мне это доступно.

- Тогда будь со мной заодно еще вот в чем: не удивляйся, что пришедшие ко всему этому не хотят заниматься человеческими делами; их души всегда стремятся ввысь. Да это и естественно, поскольку соответствует нарисованной выше картине.

- Да, естественно.

- Что же? А удивительно разве, по-твоему, если кто-нибудь, перейдя от божественных созерцаний к человеческому убожеству, выглядит неважно и кажется крайне смешным? Зрение еще не привыкло, а между тем, прежде чем он привыкнет к окружающему мраку, его заставляют выступать на суде или еще где-нибудь и сражаться по поводу теней справедливости или изображений, отбрасывающих эти тени, так что приходится спорить о них в том духе, как это воспринимают люди, никогда не видавшие самое справедливость.

- Да, в этом нет ничего удивительного.

- Всякий, кто соображает, вспомнил бы, что есть два рода нарушения зрения, то есть [оно нарушается] по двум причинам: либо когда переходят из света в темноту, либо из темноты на свет. То же самое происходит и с душой; это можно понять, видя, как иногда душа находится в замешательстве и не способна что-либо разглядеть. Вместо того чтобы бессмысленно смеяться, лучше понаблюдать, пришла ли эта душа из более светлой жизни и потому с непривычки омрачилась, или же, наоборот, перейдя от полного невежества к светлой жизни, она ослеплена ярким сиянием: такое ее состояние и такую жизнь можно счесть блаженством, той же, первой, посочувствовать. Если же при взгляде на нее кого-то все-таки разбирает смех, пусть он меньше смеется над ней, чем над той, что явилась сверху, из света.

- Ты очень правильно говоришь.

- Раз это верно, вот как должны мы думать об этих душах: просвещенность это совсем не то, что утверждают о ней некоторые лица, заявляющие, будто в душе у человека нет знания и они его туда вкладывают, вроде того как вложили бы в слепые глаза зрение.

- Верно, они так утверждают.

- А это наше рассуждение показывает, что у каждого в душе есть такая способность; есть у души и орудие, помогающее каждому обучиться. Но как глазу невозможно повернуться от мрака к свету иначе чем вместе со всем телом, так же нужно отвратиться всей душой ото всего становящегося: тогда способность человека к познанию сможет выдержать созерцание бытия и того, что в нем всего ярче, а это, как мы утверждаем, и есть благо. Не правда ли?

- Да.

- Как раз здесь и могло бы проявиться искусство обращения: каким образом всего легче и действеннее можно обратить человека. Это вовсе не значит вложить в него способность видеть она у него уже имеется, но неверно направлена, и он смотрит не туда, куда надо. Вот здесь-то и надо приложить силы.

- Видимо, так.

- Некоторые положительные свойства, относимые к душе, очень близки, пожалуй, к таким же свойствам тела; в самом деле, у человека сперва их может и не быть, они развиваются позднее путем упражнения и входят в привычку. Но способность понимания, как видно, гораздо более божественного происхождения; она никогда не теряет своей силы, но в зависимости от направленности бывает то полезной и пригодной, то непригодной и даже вредной. Разве ты не замечал у тех, кого называют хотя и дурными людьми, но умными, как проницательна их душенка и как они насквозь видят то, что им надо? Значит, зрение у них неплохое, но оно вынуждено служить их порочности, и, чем острее они видят, тем больше совершают зла.

- Конечно, я это замечал.

- Однако если сразу же, еще в детстве, пресечь природные наклонности такой натуры, которые, словно свинцовые грузила, влекут ее к обжорству и различным другим наслаждениям и направляют взор души вниз, то, освободившись от всего этого, душа обратилась бы к истине, и те же самые люди стали бы различать там все так же остро, как теперь в том, на что направлен их взор.

Платон. Государство // Платон. Собр. соч. в 4 т. т. Том 3. – М., 1994. – С. 295-300.

2.11 Познакомьтесь с фрагментом статьи современного философа и лингвиста Н.С. Автономовой, посвященной особенностям философского языка.

«...само выражение «философский язык» - это некая условность: философским языком можно считать различные виды и формы словесности (от строгой логичности до яркой поэтичности, в зависимости от того, как мы понимаем философию). Но дело для нас сейчас даже не в этом. Хотелось бы подчеркнуть другое - в философском языке я вижу два главных аспекта: профессионально-технический и общезначимый, обращенный к широкой публике. Развитие и обогащение обеих этих форм философского языка представляется мне важнейшей задачей современного философского развития - одной из тех задач, в решении которых может участвовать каждый из нас - и как носитель родного языка, и как пользователь и разработчик философского языка. Профессиональный язык - это технический инструментальный язык систем и концепций: как правило, он бывает разработан тем детальнее, чем четче и внятнее представлена данная концепция. Однако уже для перехода от системы к системе, от концепции к концепции нужны какие-то связки, и они тоже вырабатываются философией - это как бы язык метафилософский (по отношению к отдельным системам и концепциям). Но есть и другой разворот философской проблематики. Ведь философия не только живет в себе и для себя, но и существует «для других»: она открывается к другим формам и видам человеческой деятельности - науке, искусству, политике. Если философ говорит с ученым, художником и общественным деятелем, он не перестает быть философом, не подстраивается под чужой язык (которым он, как правило, и не владеет: лишь крайне редко философ может говорить с физиком, лингвистом или музыкантом на их языке). И этот язык, не теряющий своих философских качеств, но находящий точки соприкосновения с другими культурными языками, тоже нуждается в развитии и обогащении. На Западе обычно философия профессиональная и академическая есть нечто более понятное, а философия «для других», философия «открытая» - нечто менее понятное. ...В России картина во многом противоположная: философия всегда была открыта к дискуссиям с нефилософами...

Однако возникает вопрос: разве русский философский язык уже не сложился? А если это так, то разве с тех пор он не развивается спонтанно? Да, в основном сложился; и к тому же по своим потенциальным возможностям русский философский язык, наверное, ничуть не «хуже» таких развитых философских языков, как греческий или немецкий. Однако надо признать, что в его развитии были нарушены некоторые нормальные условия функционирования, изменения, совершенствования. Отвлекаясь от исторических сложностей выработки теоретического языка в русской философии, я имею сейчас в виду прежде всего долгое господство марксистского догматизма и идеологизма, а в последнее десятилетие - радикальный от них отказ и ломку всей мировоззренческой схематики».

Автономова Н.С. Заметки о философском языке: традиции, проблемы, перспективы // Вопросы философии, 1999. № 11. С. 14-15.

Вопросы и задания

а) Попытайтесь высказать свое мнение о степени сложности философских текстов отечественных и западных философов.

б) Как вы оцениваете факты придания термина «философ» некоторым ученым, художникам, общественным деятелям? Случайно ли из этого перечня выпали писатели? Аргументируйте свой ответ.

в) Сопоставьте позиции Н.С. Автономовой и И.И. Евлампиева, утверждавшего: «Тот факт, что писатель, не оставивший после себя ни одного чисто философского сочинения, является ярким представителем русской философии, оказавшим существенное влияние на её развитие…» (Евлампиев И.И. История русской философии. М.: Высшая школа, 2002. С. 103).

г) Существует ли связь между понятиями повседневной жизни и философскими категориями древности («вода» у Фалеса, «огонь» у Гераклита и т.д.)? В чем проявляется отличие между обыденным значением этих слов и их философским смыслом?

д) Какое место занимает язык в сохранении связи между повседневной жизнью людей, художественной литературой, исторической памятью поколений и философской деятельностью?

е) Сохраняет ли современная философская деятельность непосредственные связи с ситуациями, получающими языковое выражение и в повседневном существовании (например, выбор в жизни и выбор как философская категория)?

2.12 В истории философии существует множество символов, созданных великими философами: «Пещера» Платона, «Сова Минервы» Гегеля, «София» Вл. Соловьева. Раскройте смысл этих аллегорий, указав какие черты, присутствующие в таблице «Роль символа в философии», являются основными для данных символов?

2.13 Прочитайте приведенные ниже фрагменты историко-философских текстов. Определите их жанр. Аргументируйте свой выбор.

а) «...я человек социабельный, люблю общество людей и много общался с людьми, много участвовал в социальных действиях. Мое мышление не уединенное, общение, столкновение с людьми возбуждало и обостряло мою мысль. Я всегда был спорщиком. Тут противоречие, которое вызывало ложное мнение людей обо мне. Я постоянно слышал о себе отзывы, которые поражали меня своей неверностью. Внешне я слишком часто бывал не таким, каким был на самом деле. Я носил маску, это была защита своего мира. Не знаю, чувствовал ли кто-нибудь, когда я очень активно участвовал в собрании людей, до какой степени я далёк, до какой степени чужд. Моя крайняя скрытность и сдержанность порождали ошибочное мнение обо мне. Я наиболее чувствовал одиночество именно в обществе, в общении с людьми. Одинокие люди обыкновенно бывают исключительно созерцательными и не социальными. Но я соединял одиночество с социальностью (это не следует смешивать с социализированностью природы). Мой случай я считаю самым тяжелым, это есть сугубое одиночество. <...>

Есть два основоположных типа людей тип, находящийся в гармоническом соотношении с мировой средой, и тип, находящийся в дисгармоническом соотношении. Я принадлежу ко второму типу. Я всегда чувствовал мучительную дисгармонию между «я» и «не-я», свою коренную неприспособленность. Вследствие моей скрытности и способности иметь внешний вид не соответствующий тому, что было внутри меня, обо мне в большинстве случаев слагалось неверное мнение и тогда, когда оно было благоприятным, и тогда, когда оно было неблагоприятным. <...>

Острое и длительное переживание греховности ведет к подавленности, в то время как цель религиозной жизни есть преодоление подавленности. И вот я преодолел состояние подавленности, испытал состояние большого подъёма. Это было настоящим внутренним потрясением и озарением. Я летом лежал в деревне в кровати, и уже под утро всё мое существо было потрясено творческим подъёмом и сильный свет озарил меня. Я перешел от подавленности грехом к творческому подъёму. <...>»

б) «Поистине, афиняне, дело обстоит так, где кто занял место в строю, находя его самым лучшим для себя, или где кого поставил начальник, тот там, по моему мнению, и должен оставаться, несмотря на опасность, пренебрегая и смертью и всем, кроме позора. <...> Ведь бояться смерти, афиняне, - это не что иное, как приписывать себе мудрость, которою не обладаешь, то есть возомнить, будто знаешь то, чего не знаешь. Ведь никто не знает ни того, что такое смерть, ни даже того, не есть ли она для человека величайшее из благ, между тем ее боятся, словно знают, наверное, что она - величайшее из зол. Но не самое ли позорное невежество - воображать, будто знаешь то, чего не знаешь? Я, афиняне, этим, пожалуй, и отличаюсь от большинства людей, и если я кому и кажусь мудрее других, то разве только тем, что, недостаточно зная об Аиде, я так и считаю, что не знаю. А что нарушать закон и не повиноваться тому, кто лучше меня, будь то бог или человек, нехорошо и постыдно, это и знаю. Потому неизвестного, которое может оказаться и благом, я никогда не стану бояться и избегать больше, чем того, что заведомо есть зло. <...>».

в) «Когда-нибудь я расскажу историю моей жизни - и трогательную и поучительную в эти десять лет моей молодости. Думаю, что многие и многие испытали то же. Я всею душой желал быть хорошим, но я был молод, у меня были стрясти, и я был один, совершенно один, когда искал хорошего. Всякий раз, когда и пытался выказывать то, что составляло самые задушевные мои желания: то, что я хочу быть нравственно хорошим, я встречал презрение и насмешки; но как только я предавался гадким страстям, меня хвалили и поощряли. Честолюбие, властолюбие, корыстолюбие, любострастие, гордость, гнев, месть, - все это уважалось <...>.

Без ужаса, омерзения и боли сердечной не могу вспомнить об этих годах. Я убивал людей на войне, вызывал на дуэли, чтобы убить, проигрывал в карты, проедал труды мужиков, казнил их, блудил, обманывал. Ложь, воровство, любодеяния всех родов, пьянство, насилие, убийство... Не было преступление, которого бы я не совершал, и за все это меня хвалили, считали и считают мои сверстники сравнительно нравственным человеком.

Так я жил десять лет.

В это время я стал писать из тщеславия, корыстолюбия и гордости. В писаниях своих я делал то же самое, что и в жизни. Для того чтобы иметь славу и деньги, для которых я писал, надо было скрывать хорошее и выказывать дурное. Я так и делал. Сколько раз я ухитрялся скрывать в писаниях своих под видом равнодушия и даже легкой насмешливости те мои стремления к добру, которые составляли смысл моей жизни. И я достигал этого: меня хвалили».

г) «Ты, Господи, судишь меня, ибо «ни один человек не знает, что есть в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем». Есть, однако, в человеке нечто, чего не знает сам дух человеческий, живущий в человеке, ты же Господи, создавший его, знаешь все, что в нем. И хотя я ничтожен пере лицом Твоим и считаю себя «прахом и пеплом», но я знаю о Тебе нечто, что о себе не знаю. Мы видим, конечно, «сейчас в зеркале нечто загадочное», не «лицом к лицу», и поэтому, пока и странствую вдали от Тебя, я ближе себе, чем к Тебе, но, однако, я знаю, что над Тобой нельзя совершать насилие, а каким искушениям я смогу противостоять, и каким нет - этого я не знаю. Есть только надежда, что «Ты верен» и потому не допустишь «быть искушаемым сверх сил»; «дабы могли мы выдержать». Ты, искушая, в то же время указываешь выход из искушения. Итак, я исповедуюсь и в том, что я о себе знаю; исповедуюсь и в том, чего о себе не знаю, ибо то, что я о себе знаю, знаю, озаренный Твоим светом, а то, чего о себе не знаю, и не буду знать до тех пор, пока «потемки мои» не станут «как полдень» перец лицом Твоим».

д) «Оглянись на печальные периоды твоей жизни и воспроизведи снова перед твоими духовными очами сцены огорчения, многие часы одинокой скорби. Что видишь ты? Простые картины, которые равнодушно стоят перед тобой. То мучение, которое оживляло их, ты не можешь воскресить вместе с ними. Картины стоят теперь перед тобой, бездушные и равнодушные. Почему? Потому что все это - простая скорлупа без ядра, все это существует только в представлении, потому что видимое и представляемое - простая оболочка, которая приобретает значение только от того, что в ней заключается, от воли и ее движений. Мир представления со всеми его сценами, печальны ми и радостными, не реальное, а только зеркало реального. Реальное - это воля, твоя воля: после всей печали и радости, через которые она прошла, она все еще налицо в реальности. Те сцены печали и радости стоят перед нами как простые, мертвые, равнодушные картины, потому что они и раньше, да и вообще, не были ничем иным.

Короче - можно сказать так:

Что отличает пустую картину прошлого от настоящей действительности?

В области одного представления - ничто; ибо в качестве представления одно так же совершенно, как другое.

А отличает их то, что в последней заключается, кроме всего, еще и сильное или слабое движение воли; оно вложено в нее действием, завернуто в нее и дает ей таким путем реальность, наподобие того, как зернышко соли придает безвкусной воде известный вкус».

2.14 Определившись со спецификой философских жанров, изложите своё мнение о философии в любой жанровой форме, обозначив ее.

2.15 Из предложенных ниже цитат, выберите одну и напишите сочинение в жанре философского эссе:

«Случай – основа Вселенной» (А. Энштейн)

«Ученый – не тот, кто много читает, а тот, кто читает с пользой» (Аристипп Киренейский)

«Не лучше было бы людям, если бы исполнилось все, чего они желают» (Гераклит)

«Врач – философ; ведь нет большой разницы между мудростью и медициной» (Гиппократ)

«Богат тот, кто беден в желании» (Демокрит)

«Хорошее начало – половина дела» (Платон)

«У солнца есть один недостаток – оно не может видеть самого себя» (Сократ)

«Человеческий род жаден до всяких россказней» (Тит Лукреций Кар)

«Вера вопрошает, разум обнаруживает» (Августин)

«Страх смерти хуже, чем сама смерть» (Дж. Бруно)

«Не всегда хорошо то, что красиво» (Л.да Винчи)

«Чудеса там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они случаются» (Д. Дидро)

«Гений – вечен, все остальное востребовано смертью» (Г. Спенсер)